Последние кочевники Тибета

Эта моя статья опубликована в журнале «Всемирный следопыт» (3/2011).

Небо угрожающе темнело. Цэринг побежал за яками: нужно пригнать стадо до начала грозы. Его жена Пема позвала нас в палатку. Начался ливень, и крыша протекла. Пришлось перетаскивать в сухой угол старенькие матрасы и вычерпывать ковшиком воду из луж на полу. Когда дождь утих, все уселись вокруг печки. Верхнюю одежду не снимали – слишком холодно. Мы в гостях у тибетских пастухов-кочевников. Они живут в провинции Цинхай, в высокогорье, пригодном только для пастбищ, и разводят скот. По-тибетски их называют «дрокпа» – люди высокогорной степи.

Со времен путешествия австрийца Генриха Харрера в 1940-х тибетские кочевники, похоже, стали дружелюбнее относиться к иностранцам. Мы постоянно ощущали их гостеприимство и открытость. Так произошло и в этот раз. Когда все сели вокруг печи, Пема стала хозяйничать. Достала пиалы и попросила нас принести свои – в Тибете принято есть из личной тарелки. Каждому насыпала муки из поджаренного ячменя, добавила по большому куску масла и по ложке сухого ячьего сыра, залила все это соленым чаем с молоком. Получилась цампа – самая распространенная тибетская еда. Размешивать ее полагается руками. Тибетцы делали это очень бойко, а мы неловко повторяли за ними: ячменя и чая в миске много, почти до краев, да и чай горячий – обжигает пальцы. 

Сидя у теплой печки и попивая чай с цампой, Цэринг рассказывал о своей семье. С апреля по ноябрь они живут в палатке, а холодную часть года проводят в теплом доме в поселке. Ухаживают за яками и овцами. Ничего не выращивают: ячмень, рис и свежие овощи покупают у крестьян в деревне. Если выдается холодная зима (случается и минус 40) и выпадает много снега, часть скотины погибает, и приходится несладко. В семье не представляют жизни без религии: часто ходят в монастырь, не расстаются с четками, постоянно читают мантры, носят на шее амулеты и изображения святых, если кто-то заболевает, бегут к ламе, а не к доктору. 

Деньги получают только от продажи мяса, масла и сухого сыра. Иногда и вовсе обходятся без денег: обменивают свои продукты на рис. Младшие братья Цэринга, тоже пастухи, в прошлом году подрабатывали дорожными рабочими. Еще один потенциальный вид заработка – собирать кордицепс китайский. Этот гриб используют в медицине и его можно выгодно продать. 

Рядом с Цэрингом и Пемой живут еще три семьи, их палатки стоят недалеко друг от друга. На стойбище много детей: лохматые, немытые, с соплями под носом, в грязных одежках, они постоянно крутятся под ногами. Подростки помогают родителям: усмиряют непоседливых маленьких яков, режут мясо, собирают кизяк (высушенный навоз). 

Родившегося ребенка не регистрируют. У пастухов в этом стойбище нет ID (аналог нашего паспорта), они довольствуются «хукоу» – документом о прописке, причем одним на всю семью. Детей должны записывать в этот документ, но Цэринг и Пема сказали, что так происходит не всегда. Но если ребенок, когда вырастет, захочет работать в городе или поселке, родители должны будут получить для него ID. 

Перемены 

Читаешь Пржевальского или Цыбикова и кажется, что жизнь кочевников за последнее столетие изменилась не так уж сильно. Но если присмотреться, то перемены заметны. Когда несколько дней держится хорошая погода, Пема и ее дочери обходят окрестные холмы с корзинами за спиной: собирают кизяк, который по-прежнему служит основным топливом. Но если в печи кизяк долго не загорается, Цэринг приносит пластмассовую канистру и поливает его бензином. По вечерам в палатке горит свет: Цэринг купил переносную солнечную батарею. Коня сменил мотоцикл в 250 лошадиных сил. На нем установлена магнитола, которая крутит вперемежку популярные тибетские и западные песни. Пема и ее дочери уже несколько лет пользуются кремом от солнца. 

Раньше в семье всегда ели одно и то же: рис, мясо, масло, домашний йогурт, ячмень, жареные в масле ячменные лепешки, пресные булки из рисовой муки. А в последнее время полюбили чипсы, сосиски в вакуумной упаковке (они хорошо хранятся без холодильника даже в жаркую погоду) и лапшу быстрого приготовления (ее грызут сухой). Иногда покупают кока-колу и энергетики. Но самый любимый напиток – это все-таки чай с молоком, солью и маслом, его выпивают чуть ли не по двадцать чашек в день. По-прежнему заквашивают йогурт в деревянном ведре, используют сумки из ячьей кожи для хранения масла, сваливают кизяк огромной кучей в углу палатки, стирают в воде, от которой леденеют пальцы. Дети играют камешками, растениями и клубками с разноцветной пряжей. Но тханка (буддийское изображение), висящая на стене, уже не нарисована вручную, а напечатана на принтере. 

Взрослые дочери Цэринга заплетают друг другу тонкие косички – их должно быть 108 (сакральное число в тибетском буддизме). В черные волосы вплетают яркие ленты и нити длиной до метра, а закрепив прическу, украшают ее крупными – размером со сливу – камнями. В почете бирюза, янтарь и кораллы, они считаются оберегами. Раньше всегда использовали натуральные камни, сейчас в ход частенько идут пластмассовые. Любят бисер, плетут из него пестрые бусы и браслеты. Очень ценят монеты, кстати, иностранные или старые китайские монеты; считаются хорошим подарком. Мы вручили Цэрингу несколько индийских монет, и он очень обрадовался. Из монет делают украшения, вплетают их в волосы или привязывают к одежде. При этом одежду носят современную: свитерки, курточки и брюки с китайского рынка, на ногах – простые матерчатые кеды. Но у всех женщин – традиционная чупа, вид тибетского пальто. 

«Настоящих кочевников, которые сами себе хозяева, едут, куда хотят и когда хотят, почти не осталось», – рассказывал Цэринг. Многие давно построили дома на зимних пастбищах. Перекочевывают уже не чаще двух раз в год. К тому же власти считают, что дрокпа виноваты в ухудшении пастбищ: стало слишком много яков и земля не успевает восстанавливаться. Травы год от года становится меньше, а грызунов – больше. Почва истощается, степи уже не могут прокормить растущее население. Поэтому кочевников заставляют использовать только определенные пастбища, которые огорожены заборами из колючей проволоки, чтобы яки не паслись, где попало. 

За год до переезда 

В другой семье – Пунцока и Джолкар – беспокоились. «Ходят разговоры о том, что мы переезжаем в 2011 году, но так ли это, точно никто не знает», – рассказывал Пунцок. Дело в том, что с конца 1990-х власти начали переселять кочевников в Тибетском автономном районе и в тибетских регионах Ганьсу, Цинхая и Сычуани из палаток в постоянные дома. Это делается для того, чтобы, во-первых, улучшить жизнь кочевников и обеспечить их школами и больницами. Во-вторых, чтобы справиться с проблемой избыточного выпаса. Противники идеи говорят о том, что тибетцев, собранных в городах, проще контролировать и ассимилировать с хань – основным народом Китая. 

Пастухи переезжают в небольшие города и поселки. Существуют даже специально построенные поселения для бывших кочевников, в Цинхае таких очень много. Власти помогают переселенцам обзавестись домом, но в любом случае люди должны приспосабливаться к новым условиям. Раньше они жили только за счет скота: было молоко, масло, мясо, шкуры. На новом месте нужно искать источник заработка. Кто-то становится наемным рабочим, кто-то, распродав яков, покупает машину и работает таксистом, некоторые открывают магазинчики – в Тибете, как и везде в Китае, развит мелкий бизнес. Есть и такие, кто по-прежнему разводит скот на участочке рядом с новым домом. Считается, что обосновавшиеся на постоянном месте пастухи получают больше возможностей для заработка и комфортной жизни. Но найти работу удается далеко не всем, и люди годами сидят дома. Неспроста деревни для бывших кочевников прозвали «воровскими школами». 

Этого и боятся Пунцок и Джолкар, да и их соседи по стойбищу – что они не смогут устроиться на новом месте, не справятся с трудностями. Когда объявляют дату переезда, пастухи обычно распродают яков. Желающих избавиться от скотины много, поэтому цены низкие. Находятся люди, которые специально распускают слухи о скором переселении, чтобы спровоцировать падение цен. В результате пастухи не получают достаточно денег на период, пока ищут работу. В семье Пунцока и Джолкар двое маленьких детей и пожилой дедушка, который не может ходить и нуждается в заботе. «Я боюсь того, что ждет нас впереди, – делится опасениями Джолкар. – Возможно, мы будем жить лучше, если Пунцок найдет хорошую работу. А вдруг он останется без дела? И как нас примут на новом месте? В любом случае я знаю: наша жизнь кардинально изменится». 

Жизнь тибетских пастухов за последние десять лет изменилась сильнее, чем за все предыдущее столетие. С одной стороны, она становится современнее, проще и комфортнее. Все больше семей могут запросто попасть на прием к врачу, дети ходят в школу, а не пасут яков, взрослые ездят на мотоциклах, а не на лошадях, рацион не ограничивается цампой, молоком и мясом. Но постепенно они утрачивают традиционную культуру, перестают вести кочевой образ жизни, становятся оседлыми. И это означает, что кочевники, которые в течение тысячелетий были неотъемлемой частью тибетского общества, в скором времени могут исчезнуть навсегда.

Другие статьи из нашего большого пешего путешествия по китайскому Тибету (провинциям Цинхай, Сычуань и Юньнань) в 2010 году читайте здесь.