Дасубэньсы ― маленькая Лхаса на границе Тибета

Мы пускаемся в путь вдоль хитроумной границы Кхама и Амдо и попадаем в два города с характером. Нангчен ― бывшая столица княжества на самом краю запрещенного Тибета. Дасубэньсы ― маленькая Лхаса, с которой можно писать книгу по архитектуре Тибета.

Это продолжение цикла рассказов о велопоходе по России, Монголии и Китаю в 2015 году:
1. Между двух озер, или На велосипедах от Байкала до Хубсугула
2. Трое против ветра: на велосипедах в глубь Монголии
3. Ливень в пустыне. От Хангая до Монгольского Алтая
4. Китайская дорога в монгольском космосе. Через Монгольский Алтай в Джунгарию
5. На велосипедах с арбузом в рюкзаке. Из Джунгарии в Китайский Тянь-Шань
6. Долины для звездочетов. Вдоль Китайского Тянь-Шаня
7. Зачем велорюкзаку лямки? На двух колесах и пешком по Китайскому Тянь-Шаню
8. Красные горы и оазис Куча на Шелковом пути. Пока, Тянь-Шань!
9. Город Цзадо и путь в тибетскую неизвестность
10. Дорога, которой нет 
11. Путь в святой город 
Все написано нами в соавторстве.

Предисловие

Граница Амдо и Кхама обладает очень изощренной топографией. Горы здесь рассечены глубокими, часто непроходимыми ущельями. Из-за этого основные дороги идут в обход, и людей в этом районе мало. Кое-где граница оставалась неопределенной вплоть до недавних пор. И сейчас случается, что низ ущелья — в одной провинции, а верх — с единственным поселком — в другой.

Эта странная граница разделяет не просто две обычные области. Она имеет важное административное значение: отделяет провинцию Цинхай от Тибетского автономного района. В первой можно находиться свободно, а в Тибет иностранцам путь прочно закрыт. Пропуска в Тибетскую префектуру Чамдо не выдают. А редкие местные жители рады выдать встреченного иностранца полиции: за один звонок куда надо можно получить премию в целых 400 долларов. 

Мы планируем проехать около этой границы через горы из Цинхая в Сычуань, не забираясь в запрещенный Тибетский автономный район, но и избегая длинного объезда через Юйшу-Манигэньго по главному шоссе. Для этого мы обнаружили несколько перспективных, нигде до сих пор не описанных проселочных дорожек. На нашем пути бесчисленные глубокие долины и несколько перевалов, в том числе пустынный и высокий Си-Ла в горном массиве Чола.

Бывшая столица княжества Нангчен

29 августа

«Дома в Нангчене — самые жалкие из лачуг. Для освещения вместо окон используется дыра в крыше… Без сомнения, конструкция тибетских домов лишь имитируют обычные для тибетцев палатки» E. Teichman (1922)

Нангчен (по-другому Сянда) стоит на высокой пойменной террасе Меконга на притоке. Сюда редко попадают иностранцы, а для тибетцев это важное место паломничества. В городе два крупных монастыря, еще несколько — в ближайших окрестностях, а всего в уезде Нангчен — около 80 монастырей.

До XX века эти места входили в княжество Нангчен, которое было независимым и от Китая, и от Тибета. Последнего нагченского князя Таши Цеванга убили во время Культурной революции.

Сейчас китайцы расширяют город и развернули масштабную стройку. Издалека видны новехонькие здания полиции и горсовета. В когда-то пустынной пойме Меконга стоят только построенные, но еще не заселенные кварталы для чиновников. 

Мы переезжаем Меконг по мосту, рискуя создать новые легенды. В 1922 году вместо моста был паром, на котором произошла такая история: «На пароме через Дзачу случилось побеседовать с довольно интеллигентным местным жителем. Он мне сказал, что недавно здесь переправилась большая партия русских с северо-востока, которые направились по тропе через горы на юг. Я был поражен фактом проникновения большевиков Тибет. Расспросив дальше, я выяснил, что «недавно» означает около десяти или более лет назад. Само появление большой зарубежной партии вызвало такой интерес, что ее нескоро забудут в этих краях. Дальнейшие исследования показали, что речь идет об экспедиции Козлова (1899—1901)». Teichman E., Travels of a Consular Officer in Eastern Tibet (1922)

Наверху в старом городе деревянные дома так плотно обросли бетонными соседями, что их просто невозможно теперь снести. А в переулках прячутся традиционные тибетские «дома-крепости» с наклонными, давным-давно побеленными стенами, резными деревянными колоннами и ставнями. Каждый дворик огорожен глинобитным забором. На высоком холме сверкает золоченой крышей монастырь. В городе, однако, не проложена канализация, и помои обычно выплескивают прямо на улицу за ворота. В лучшем случае их сливают в открытые канавы.

Окраина города и вовсе похожа на деревню

По улицам ходят колоритного вида тибетцы. Но в отличие от Цзадо, здесь нас не окружают и редко фотографируют. Некогда отвлекаться: все по делу, все что-то покупают, навьючивают на мотоциклы, загружают в автомобили.

Как и во многих тибетских городках, гостиницы в Нангчене — с минимальными удобствами. Даже в дорогом отеле нам сказали, что душ, да, есть в каждом номере, но вода в них, увы, холодная. Тибетцы приезжают в города по делам ненадолго, а моются редко, по традиции считая лишние купания причиной болезней. Поэтому номера с душевой и бойлером считаются ненужной роскошью и растратой средств, а централизованной горячей воды, конечно же, нет. Если уж путник совсем загрязнился, он может изредка сходить в общественную баню, которая находится в одном из переулков. С одной стороны, это очень похоже на города Монголии (Трое против ветра: на велосипедах в глубь Монголии), а с другой, в гостиницах в Нангчене все-таки есть холодная вода. А еще по китайской традиции всем постояльцам выдают для заваривания чая кипяток во вместительных термосах. Готовят воду утром на печи. В это время вокруг нее стоят целые батареи одинаковых, как солдаты НОАК, сосудов.

Дунгане в черных шапочках содержат кафе, которые в лучшую сторону отличаются от тибетских. Верная примета дунганского кафе — стена с фотографиями блюд и подписанными ценами. «Я хочу овощи, без макаронов, — говорит нам Лёва, — И tomato-egg (яичницу с томатами)». Ему, как и нам, надоела походная еда, дополненная однообразными тибетскими блюдами. «Арбуз, купим арбуз!», «О, ягоды!», «Сок апельсиновый!», «Еще пирожных, круглых!» — слышим мы сзади, из рюкзака-переноски. Мы прекрасно понимаем малыша, и после похода в городе покупаем ему все, что бы он ни захотел. Ну не праздник ли?

Нетипичная для старых тибетских городков широкая улица

В магазине можно купить непромокаемую куртку. Дождевики самого отвратительного качества делают только из камуфляжной или оливковой ткани, потому что в Китае и Тибете считают, что военное ― значит хорошее, не развалится за три дня.

По осыпающейся тропинке мы вылезаем к каменным ступеням у ворот храма. Лама улыбается и приглашает нас попить чаю. Монахи здесь говорят по-английски куда лучше обычных жителей. Мы спрашиваем про недавний «монлам», но оказывается, в той долине монастыри принадлежат другой секте буддизма. «Наверное, у них был какой-то праздник. А у нас скоро будет большой фестиваль», — показывает он на юных монахов, которые на солнышке перематывают клубки белой пряжи.

Юные монахи перематывают пряжу

На пологе, закрывающем вход в маленький храм, изображен Махакала ― охранник и защитник учения Будды («дхармапала»). На лбу у него ― третий глаз, голову венчает корона с черепами, а волосы и брови горят огнем.

Статуя или изображение Гуру Ринпоче есть в каждом тибетском храме.

Лампады

Технический маргарин для лампад продается под названием «Будда керосин»

Перерыв между пуджами: книги раскрыты, одежды оставлены в храме

В изобильном Нангчене мы пополняем наши запасы. Лавки с овощами, крупа, нехитрое печенье, сухое молоко. По пути у нас планируется лишь один городок — Люшо на берегу Янцзы. Мы беспокоимся, дотянет ли наша горелка, не сломается ли где-нибудь под перевалом. Нагрузив рюкзаки свежими овощами и яйцами, мы заезжаем в прелестную боковую долину рядом с поселком Канда, где местные жители и монахи убирают и обмолачивают ячмень. В деревне по пути мы зашли в дом за горячей водой, а там жарят ячмень, тут же перемалывают и ссыпают в мешки готовую цампу.

На поляне среди можжевельников останавливаемся на дневку. Прозрачная вода, дрова для костра и чистое-чистое звездное небо вечером. 

Приходит СМС. Через день к нам на автобусе из Синина приедет новая китайская бензиновая горелка FireMaple. Поиски и усилия наших друзей увенчались успехом! Поэтому мы будем отдыхать в этом живописном месте, а послезавтра я поеду налегке в Нангчен встречать этот автобус.

Дневка перед походом

30 августа

Редко, когда поход начинается с дневки, и это приятно. Мы играем в мяч, отдыхаем, читаем книги с планшета. Он заряжается прямо во время работы от солнечной батареи, подвешенной на ветке сосны. За день по дороге мимо нас проехало всего несколько автомобилей и мотоциклов. Ночью налетела сильная гроза с ветром. Тент, под которым лежат дрова, ветер прогнул почти до земли. Молнии бьют где-то рядом, но в палатке по прежнему сухо и уютно.

Идиллическое место для дневки

Лёва приготовил обед для кролика Шэньли, которого ему подарила китаянка на перевале Шэньли в Китайском Тянь-Шане

Опасность близко

31 августа

Еду в Нангчен на автостанцию. Автобуса нет. Заезжаю в магазинчик за вкусностями, возвращаюсь — автобус уже заперт. На лобовом стекле лежит пакет с русской надписью шариковой ручкой. Приходит пообедавший водитель и отдает мне пакет, а я ему — плату за перевоз.

Подъезжаю к стоянке, уже вижу как Тоня с Левой играют на траве. На дороге водитель экскаватора останавливает меня и жестами пытается показать мне что-то непонятное: 
— Ладонь по горлу (опасность, смерть?)
— Кто опасен? Собака? Медведь?
— Не совсем собака, но похоже (волки?).
— Крого-то загрызли? Когда? Сегодня?
— Ночью.
— Яка? Барана?
— (как будто держит руль руками) Водителя! Насмерть! Свернул с дороги к реке. Там и нашли. Вам надо уходить отсюда с ребенком! Опасно!

Тоня говорит, что сегодня с утра низко летали грифы, и они ходили их фотографировать. Им тоже дорожные рабочие пытались что-то объяснить, но не смогли. Трудно поверить, что в нескольких десятках метров от базы дорожных рабочих загрызли человека. Может быть, все-таки барана или яка, а водитель обнаружил? Как бы то ни было, оставаться дольше здесь мы и не планировали.

Грифы кружили низко над землей, а потом садились на скалы

Дзечу (Меконг) и Дзачу, его крупный левый приток, начинаются из одного места, с равнины, разделенные лишь еле заметным холмом. Но вскоре реки расходятся и текут каждая в своем узком ущелье. А через несколько сотен километров они сливаются вместе уже бурными и непроходимыми. Там, где лежит наш путь, Дзечу и Дзачу разделены тремя хребтами. Центральный из них является водоразделом, а боковые прорезаны небольшими, но глубокими долинами, вдоль которых и идет наша узкая и крутая дорога. Реки постепенно прорезали эти горы по мере того, как Тибет плавно поднимался. Получилась совершенно невероятная гидрография. Поднимаясь от реки, мы въезжаем в крутые каньоны, рассекающие почти отвесные скалы. Здесь настоящий рай для диких животных. В верховьях — широкие и пологие луга. Своеобразие рельефа потрясает нас снова и снова, когда мы приезжаем на восток Тибета.

В деревушке ― дома из камней и глины, с плоскими крышами

На зеленых пастбищах стоят летние домики тибетцев. Вверх уходит крутая дорога. Мы поднимаемся по альпийским лугам и ищем место для стоянки. Стоит заброшенный летник из глины и камней. Каменные загородки для овец заросли жгучей крапивой. Окна пусты, двери нет, печь развалилась. Внутри глина и камни, а рядом идеальная чистая травяная площадка, где мы ставим палатку и натягиваем тент. Развалины домика защитят наши велосипеды, если ночью будет дождь. Вокруг холодные и высокие просторы и черное небо с морозными звездами.

Загородка рядом с домиком заросла крапивой, но луг идеальный, как будто его только что подстригли газонокосилкой

Лхаса в миниатюре

1 сентября

Среди камней резвится солонгой. Вместе с Лёвой наблюдаем за этим энергичным и беспокойным, но совсем не пугливым зверьком.

Рассматриваем каждый куст ― а вдруг покажется еще солонгой? ― и поднимаемся на крутой перевал

Хмурая погода подгоняет нас прохладным ветром

Дорога не асфальтовая, но ехать комфортно

На перевале развеваются флажки

С перевала — сразу вниз. 

На скале выбиты мантры

Огромный Гуру Ринпоче

Вдалеке возникают золотые крыши. Въезжаем в Дасубэньсы. Никогда бы не подумал, что увижу здесь городок столь похожий на Лхасу и при этом совершенно неизвестный посторонним. Мелкие дворики. Дома с праздничными застекленными верандами. На всех холмиках нарядные ступы и домики с барабанами.

На холме все заполнено монастырями. Громадой стоит красный высокий храм, а рядом — пирамидальный со знаменами, изображениями черепов и золотыми барабанами. Выше еще один. 

Храм как будто привезли из Лхасы

Красная охра характерна для архитектуры Сычуани

Сочетание беленых глинобитных стен и деревянных пристроек ― тоже примета сычуаньского стиля

Трехэтажный дом стеной окружает просторный внутренний двор. Это общежитие для детей-монахов. Внутри — гомон тибетцев-школьников. Рядом бесцветный продуктовый магазин, в который дети прибегают за конфетами и быстрорастворимой лапшой. 

Другой вход общежития раньше был парадным, но сейчас он потрепан и наглухо закрыт

Такую архитектуру на Тибетском нагорье мы видим впервые

Весь первый этаж опоясан молитвенными колесами

Вокруг ходят местные жители. Присоединились и мы

Из архитектурных стилей получился поразительный коктейль

Большой храм закрыт, но приходит монах и отпирает нам ворота. Бесчисленные этажи и проходы окружают высокий и просторный основной зал. Стройка еще не завершилась и художники расписывают стены коридоров. Храм построен из железобетона, оштукатурен, стекла вставлены в пластиковые рамы, но планировка такая же запутанная и эклектичная, как и у древних храмов. 

Центральный зал служит для общей медитации. Каждый без исключения монах занимает место на одном из множества матрасов. Рядом стоит низкий столик, куда кладут книгу с мантрами. С высокого потолка и почти до пола свисают длинные разноцветные ритуальные знамена.

Главный зал с огромным Буддой на алтаре

Тормы ― это подношения, которые делают из муки и масла. Часто они проработаны очень детально, прямо произведения искусства. Но они недолговечны, масло постепенно тает и все великолепие оплывает как свеча. Это символизирует непостоянство и эфемерность всего материального, что есть в мире.

Их украшают благородными символами буддизма, а иногда лепят из масла даже фигуры святых. Тонкие элементы наклеивают на картон или вставляют внутрь каркас из проволоки.

Во время буддийских праздников, в частности, на тибетский новый год, на алтарях стоят особенно красивые и богатые тормы.

Это монастырь линии Карма Кагью, поэтому на почетном месте главы церемонии ― портрет 17 Кармапы Ургьена Тринле Дордже, по одной из версий, нынешнего главы этой линии буддизма

Тибетец зажигает масляные лампады

Будда прошлого ― Дипанкара, Будда настоящего ― Шакьямуни и Будда будущего ― Майтрея

Такие диски используются в практике дарения мандалы. Практикующий насыпает на них рис, ячмень или жемчуг, мысленно преподнося Буддам все драгоценности вселенной.

Лёва очень любит бродить по тибетским храмам, рассматривать изображения и слушать рассказы.

В укромном углу третьего этажа — кельи, где мастера занимаются особыми практиками. Неподалеку комнаты с печками и чайниками — жилые кельи для монахов. Крутая неприметная лестница поднимается на самую крышу. Сюда тоже выходят какие-то специальные кельи. Можно подняться и на самый верх фасада. В середине установлено золотое колесо Дхармы и две фигуры оленей, а по углам — буддийские знамена. 

Кельи для камерных практик

6 символов долголетия: старец Шоусин, персиковое дерево, несокрушимая скала, олень, вода и журавли

Каждый раз, когда мы проходили мимо этого храма (а делали мы это часто: городок совсем крошечный), всегда кто-то крутил колеса с мантрами

И, конечно, в тибетском монастыре есть небольшой закрытый храм защитников. Его двери всегда тщательно занавешены, а чаще заперты для того, чтобы находящиеся внутри тантрические божества не вырвались наружу и не наделали бед. Даже во время медитаций большая часть фигур и изображений остаются закрыты плотными занавесями. По особым случаям посвященные мастера откидывают их на время пуджи. Кроме ламы, на церемонии могут присутствовать избранные ученики, но не посторонние люди. 

Высокие тантрические ламы пользуются большим почтением среди монахов и местных жителей. Почти каждый знает расписание, по которому они переезжают между разными монастырями, хотя оно нигде не публикуется. Обеспеченные тибетцы считают большой заслугой помочь ламе в его путешествии и часто возят их на своих автомобилях. Иногда на дорогах встречаются целые кортежи. 

По тибетским убеждениям тантрический путь в буддизме — самый плодотворный, короткий, но и самый опасный. Тантризм — это и есть тибетская эзотерика, учения, недоступные большей части монахов, не говоря уже о посторонних. Лишь избранные, которым повезло найти тантрического гуру и получить от него точные устные наставления, могут стать мастерами тантры, монашеской аристократией. Сам лама выбирает, кого взять в ученики. По книгам, как считается, успеха в тантризме достичь нельзя. Кстати, убеждение, что тантризм связан с сексом, не совсем верно. Лишь небольшая часть из тантрических обрядов связана с сексуальными практиками, подавляющее большинство мастеров с ними никогда не сталкиваются. Впрочем, секс в буддизме — нисколько не табу. Стены храмов часто содержат ничем не прикрытые и никого не смущающие изображения мужских защитников, которые занимаются сексом женскими защитниками. Хотя в стенах монастыря монахами и соблюдается безбрачие, это скорее вопрос личного выбора и монастырских правил, чем личное обязательство, данное на всю жизнь.
 
Интересно, что тантрические защитники иногда тщательно закрыты от посторонних плотными занавесями, а иногда изображаются и открыто. Почему так происходит, я не знаю. Возможно, в разных монастырях скрывают какие-то свои изображения и статуи, а остальные защитники не требуют таких строгих мер. Так что, то что в одном монастыре закрыто, увидишь в другом.

У одного из таких храмов сегодня — паломничество. Плотная занавеска окна на втором этаже изредка поднимается, показывается рука с метелкой и обработанные тантрической практикой капли воды разлетаются на счастливых пришедших.

***

Город такой красивый и разнообразный, что мы хотим остановиться здесь на ночь. Мы спрашиваем монаха, есть ли здесь гостиница. «Гостиницы нет, а остановиться — добро пожаловать! Езжайте за мной». Мы изо всех сил крутим педали вверх по крутой улочке, чтобы поспеть за джипом-грузовичком. «Вот и приехали, располагайтесь! Велосипеды оставьте у входа. Запирать не надо, никто не возьмет. Вещи заносить тоже необязательно. А мне пора обратно в монастырь, на мне — строительство. Если пойдете гулять, дверь просто закройте». 

Недавно построенный трехэтажный дом напоминает общежитие для монахов. Двери и окна комнат выходят на балконы вокруг квадратного атриума, перекрытого прозрачной пластиковой крышей. Конструкция вполне современная: бетонное здание, блестящие нержавеющие перила, электропроводка, санузлы, лестницы. А обстановка уютная и домашняя. В атриуме стоят широкие деревянные диваны-топчаны, на которых невозможно сидеть по-западному, но очень удобно — в позе лотоса на подушечках. Вокруг сундучки с яркими тибетскими орнаментами. На стенах за диванчиком ламы — тханки. 

Начался ливень, и он глухо стучит по крыше. После дождя на закате идем смотреть городок. Тибетцы вешают на ступы все новые и новые флажки. На крутом склоне собралось человек тридцать. Двое льют воду в цементную кучу, двое перемешивают лопатами и бросают в ведра, а остальные передают их по цепочке. В конце десяток человек распределяет бетон в опалубке. Пара-тройка вечеров работы — и появляется новая ступа или храм-комната с молитвенным барабаном внутри. Лёве очень нравится, что вокруг много больших и маленьких барабанов, и он стремится их все покрутить.

В Тибете ступы называют чортенами

На каждой грани ― по два белых снежных льва. Это символ Тибета, он изображен и на тибетском флаге.

На основании ступ — 8 благоприятных символов: лотос, узел бесконечности, золотые рыбы, зонт, знамя победы, сосуд сокровищ, белая раковина и колесо

Камни с мантрами

Точь-в-точь как в Центральном Тибете

В уже знакомом нам храме монах вместе со своими коллегами штукатурит бетонную ограду. К закату все мы возвращаемся в дом. Остатки бетона идут на улучшение крыльца. Велосипедом подпирают доску, чтобы вход получился ровным. Учеников в монастыре и в доме пока нет. Монах, два тибетца-художника в куртках с высохшей краской, женщина и пара штукатуров. Кажется, что все они родственники. В середине двора гудит железная печь. Пока еда не готова, нам предлагают растворимую лапшу и жареные косички из теста. Так всегда делают в Тибете: гость может быть голодный, пусть перекусит сразу. Монах достает книгу из несшитых перекидных прямоугольных листочков и углубляется в нее.

После ужина засиживаться не принято. Нас отводят в комнату со свежесделанной деревянной мебелью и большим количеством теплых одеял.