Лех: на перекрестке

Индия отделена от Китая и Центральной Азии массивным крепостным валом — Гималаями, Каракорумом, Куньлунем, Гиндукушем и Памиром. Это самые высокие горы на земле, каменно-снежные безжизненные громады, среди которых трудно дышать. Но даже они не остановили людей. Одними из первых исследователей были купцы, которые отправлялись за иноземными товарами, во все времена ценившимися особенно высоко. Они искали безопасные подъемы на перевалы, строили овринги на непроходимых скалах и выпускали вперед лошадей, чтобы те ценой своей жизни проверили, не осыплется ли тропа над пропастью. 3000 лет назад в Индии уже был китайский шелк. А к началу нашей эры сложилась целая система караванных троп, протянувшихся не только из Индии в Китай, но и по всей Азии, и до самой Европы, — Великий шелковый путь.

В городе Лех — столице древнего княжества Ладакх на севере Индии — тоже пересекалось множество дорог: из Шринагара, Куллу, Киштвара, Скарду, Занскара, пустынного Чангтанга. Вдоль маленьких глиняных домиков тысячелетиями степенно проплывали вьючные караваны с солью, специями, войлоком, целебными травами, чаем, крупами, кашемиром, шелком, кораллами, краской индиго, изделиями из кожи, а случалось, и чарасом — сортом гашиша. За чашкой молочного чая здесь беседовали усталые купцы, направлявшиеся из Тибета в Кашмир, а из Индии — в Восточный Туркестан и Китай. Собственного производства в городе почти не было: торговцы либо сбывали товары, привезенные с собой, либо отдыхали, готовясь к следующему этапу непростого путешествия. Здесь же встречались мусульманские паломники, которые в единственный раз в жизни отваживались пройти опасный маршрут хаджа из Средней Азии в Мекку. 

«Трудность тибетских дорог из-за недостатка фуража и дров, сильные холода и тяжесть пути своими крайностями были таковы, что здравый рассудок отказывался в это верить», — писал средневековый военачальник мирза Мухаммад Хайдар. На велосипедах мы въехали в Лех гораздо быстрее и проще, чем месяцами плелись бы на верблюдах или осликах. Но все же достаточно неторопливо, чтобы хорошо рассмотреть купеческую стать поседевшего города.

Лех на карте

Лех, каким его увидели в 1873 году представители Яркендской миссии — посланцы Британской Индии в Китайский Туркестан.

Лех на картине Николая Рериха «Конь счастья», 1925.

Главная улица Леха до сих пор так и называется — Базарная. Торгуют повсюду. В полутемных магазинах-складах безо всякого порядка навалены ящики, мешки, бочки и коробки. На полках соседствуют пестрые пакеты с печеньем, запыленные банки со специями и мотки наполовину распустившейся веревки. Кажется, в этом хаосе ни за что не разобраться, но если спросить продавца, то он в мгновение достанет нужную вещь как будто из волшебной шкатулки.

Глаза разбегаются. «Вам миндаля и арахиса? А еще какао? Пожалуйста!» — передо мной появляются трогательные кульки из газеты и темно-синяя банка, с которой продавец тряпочкой стирает пыль, видимо, долго стояла. Вынырнув из одного изобильного подземелья, тут же оказываешься в другом. Среди полотнищ яркой ткани или перед витриной с коваными статуями многоруких буддийских божеств или в антикварной лавке украшений со всей Азии. «Примерьте коралловые бусы! Тибетцы считают, что это хороший оберег», — уговаривает черноокий продавец. Мы быстро уносим ноги, чтобы ненароком не поддаться искушению.

По висящим связкам блестящих лимонно-желтых бананов издалека заметны фруктовые лабазы. «Бананы в Лехе встречаются редко, и все они плохого качества», — сокрушался автор путеводителя, написанного в 1922 году и до сих пор валяющегося на полке книжного магазина. Прямо на тротуаре сидят женщины-крестьянки и продают то, что вырастили на огороде. В середине дня, когда начинает слепить солнце, они переходят на другую сторону дороги, прихватывая с собой корзины с нежной кольраби, медовой морковью, ванильно-белой цветной капустой, ярко-красными помидорами и хрустящими яблоками. Свежее молоко в бутылках укрыто от жары газетами и пестрыми платками. В коробках и ведрах лежат абрикосы. Стоят они по местным меркам не дешево — 100 рупий за килограмм (почти 2 доллара), но если к вечеру остаются не распроданными, то их отдают гуляющим тут же коровам. Листья кольраби и морковная ботва — тоже хороший ужин для священных в индуизме животных, и они постоянно жуют что-то зеленое в такт тибетской мантрe «ом-мани-пеме-хунг», переливающейся по всему городу от одного магнитофона к другому.

В современный Лех ведут прекрасные асфальтовые дороги и летают самолеты.

Но старые кварталы на первый взгляд совсем не изменились.

Те же плоские крыши, та же бесцветно-унылая глина, те же ритуальные ступы на тесных перекрестках. Разве что изредка встречаются новые бетонные дома, по конструкции не отличающиеся от старых. А вместо глиняных тарелок — спутниковые.

По старым караванным тропам переезжали и религии. С IX века в Ладакхе правили князья, перебравшиеся из Тибета после падения там Ярлунгской династии (об истории Западного Тибета я писала в статье «Долина Спити — индийский Тибет»). Они активно насаждали тибетский буддизм, и вскоре он стал основной верой местного населения. «Земля лам», «Малый Тибет» — так говорят про Ладакх в наше время. Здесь сохранились тысячелетние буддийские монастыри, где одетые в красное монахи нараспев мурлыкают древние молитвы. Деревенские жители трогательно подправляют полуразвалившиеся ступы. В сундуках хранятся тханки — «иконы», которым не одна сотня лет.

В современном Лехе — примерно две трети буддистов, и чувствуешь себя как в настоящем Тибете. Над старым кварталом возвышается девятиэтажный дворец. Если смотреть снизу, то кажется, будто он парит где-то под облаками. «Развалины итальянских замков бледнеют перед этим живописным нагромождением, вознесшимся среди чаши разноцветных гор», — восхищался Николай Рерих, которому довелось на несколько дней остановиться во дворце. Величавое здание, похожее на лхасскую Поталу, было построено в XVII веке и до XIX служило резиденцией ладакхских царей. Сейчас в заброшенных залах воет холодный сухой ветер, и постепенно обваливается когда-то богатая роспись стен.

Недалеко от Леха — монастырь Алчи, построенный около тысячи лет назад знаменитым буддийским учителем и переводчиком санскритских текстов Ринченом Зангпо. Потемневшие резные двери, золотое колесо на крыше, развевающиеся на ветру молитвенные флажки — как будто в старой сказке. В день важной буддийской службы у красочного алтаря толпятся паломники, делают щедрые подношения. Но даже по случаю торжества на рынке не стихает торговля: не протолкнуться у прилавков с цампой, сухим ячьим сыром, большими брусками масла и пушистыми кисточками яьчих хвостов (по мнению, Шакабпы, американцы закупают их на бороды для Санта-Клаусов). Отсчитывая сдачу, тибетская женщина другой рукой крутит молитвенный барабан на небольшой ручке. В ее прическу вплетены искусственные черные косы и засушенные побеги физалиса.

Шаткие балконы ладакхского дворца.

Со времен начала Холодной войны, а если точнее, то после американских атомных бомбардировок, японский монах Нитидацу Фудзи начал активно призывать к разоружению и миру. В 1947 году он и его ученики возвели в городах Хиросима и Нагасаки первые пагоды Мира — символы спокойствия и отказа от военных действий. Сейчас таких пагод не меньше 80: они есть не только в Азии, но и в Европе, и в Америке. В 1991 году пагода Мира (она же ступа Шанти, Peace Pagoda) появилась в Лехе.

Гималайские перевалы проходимы для караванщиков только в теплое время года, и порой в Лехе надолго задерживались купцы-мусульмане из Кашмира и Восточного Туркестана. За зиму некоторые из них обзаводились женами и уже не помышляли о возвращении на родину (буддистки в отличие от мусульманок с легкостью выходили замуж за иноверцев). Потомки смешанных браков образовали новую народность — аргон, одну из самых малочисленных в мире. Они и сейчас исповедуют ислам суннитского толка, а в остальном ассимилировались с коренным населением Ладакха.

Ладакх много раз подвергался неприятельским нашествиям. Начиная с XIII-XIV веков, а особенно в XVII-XIX сюда не раз наведывались мусульмане-завоеватели, и многие остались насовсем. Над приземистыми домами выросли мечети, на базарах появились печи-тандыры и лавки со среднеазиатскими сладостями. В чуланах до сих пор пылятся забытые медные и керамические сосуды с типичными среднеазиатскими рисунками и другая утварь, которую привезли с собой переселенцы.

Мы поселились в мусульманском доме, часть комнат которого сдают в аренду. Внутри он почти не отличался от тибетского. Широкие окна на две стороны, до абрикосовых ветвей можно дотянуться руками, цветы в горшках, застеленный мягким ковром пол. В гостиной — низкие столики буквой П и узкий ряд матрасов для сидения, здесь хозяева проводили большую часть дня. Единственное отличие — нет алтаря, без которого немыслимо ни одно тибетское жилище, даже если это палатка на высоте 5000 м. Август — время Рамадана, и у мусульман — пост. «Самое тяжелое то, что целый день нельзя пить», — жаловалась хозяйка гостиницы, изнывая от полуденной жары. Рядом с мечетью Джама Масджид, построенной Великими моголами в 1666-67 годах, целый день — оживленное движение. Мужчины в шапочках азартно торгуют приторно-сладкими арабскими финиками, но не едят — ждут заката. С первыми звуками азана они закидывают в рот несколько плодов и жадно выпивают запасенный заранее фруктовый сок. Не меньше тридцати пустых пачек такого же сока вылетает из окна мечети и падает на асфальт. Через четверть часа все пространство вокруг заполнено людьми и ароматами кушаний. На жаровнях делают маленькие, на один зуб, кебабы, их принято есть сразу по несколько штук. Шкворчит мясной бульон: сверху — толстая масляная пленка и яркие разводы специй, внутри плавают жирные фрикадельки из баранины. По особым дням продается кхир — сладкая молочная манная каша с изюмом и кардамоном, ее едят как лакомство.

Первая мечеть появилась в окрестностях Леха в 16 веке после того, как царь Jamyang Namgyal женился на мусульманской принцессе (к этому его подтолкнула досадная неприятность — поражение в войне с Балтистаном). А в 1667/7 году большую суннитскую мечеть выстроили в самом центре Леха — в честь могольского императора Аурангзеба (в XVI-XVII веках практически всей Индией правили Великие Моголы).

Мечеть, и через дорогу — буддийский храм.

Не обошлось без влияния южного соседа: в Лехе живут и немногочисленные приверженцы индуизма, с трудом переносящие непривычные холода. Индуисты уже тысячелетие как вегетарианцы и в большинстве продолжают придерживаться традиции. В маленьком индийском ресторане подают единственное «комплексное» блюдо, почти такое же, как на шумной и красочной равнине. На большой тарелке умещаются рис, пресные лепешки чапати, острые овощи, пряный суп из фасоли, фигурно нарезанные огурцы и молочно-кардамоновые тягучие сладости. Помощник повара следит за посетителями и периодически предлагает добавку, которую неизменно подразумевает индийское блюдо тхали.

После обильного обеда накатывает блаженное желание никуда не торопиться. Хочется долго и задумчиво рассматривать, как пульсирует знойный старый город, и представлять, что по этим же улицам когда-то проходили нагруженные ослики и верблюды, понукаемые купцами.

На десерт — еще горячие джалеби, мягкие внутри и сахарно-хрустящие снаружи.

Книга «Гималаи, Ладакх, Каракорум»

Глава 1. С низкого старта из Манали в Лахул,
в которой мы собираем чемоданы, сгибаем в бараний рог велосипедную спицу по колено в грязи под перевалом Ротанг, беседуем в Лахуле с пьяным индусом и доезжаем до конца асфальтовой дороги.

Глава 2. Акробатика и тяжелая атлетика: с велосипедом через Шинго-Ла,
в которой мы чудом избегаем возвращения в Манали, индийский сварщик приобретает абсолютно новый опыт, в которой мы заносим велосипеды на Гималайский хребет, а нас обгоняют лошади с навьюченными сундуками.

Глава 3. Человек с железным конем,
в которой мы приносим велосипеды в Занскар, знакомимся с феодальными обычаями и совершаем визит в ассоциацию женщин села Каргьяк.

Глава 4. Самое отдаленное княжество в Индии,
в которой мы изо всех сил стараемся охладиться, перестаем катить велосипеды и снова едем на них, показываем юным монахам, как ставить заплатку на колесо, попадаем в центральный город Занскара и находим новый путь в Лех.

Приложение 1. Буддийский монастырь Бардан-гомпа в Занскаре

Глава 5. Новая дорога в никуда,
в которой инженеры рискуют жизнью, из долины реки Занскар исчезают люди, мы находим погребенный под скалой бульдозер и узнаем, какая в Индии система мер и весов.

Приложение 2. Деревня Сани: 1000 лет в тибетской глуши

Глава 6. Выбираясь из песков Занскара, или Вверх, на Пенси-Ла,
в которой мы боремся с песком и ветром, покупаем походные продукты там, где их нет, идем в гости к тибетцам и гималайским суркам и забрасываем велосипеды на крышу пастушьего дома.

Глава 7. Массив Кун-Нун: на четырех ногах, на четырех колесах,
в которой мы лезем в ледяную воду, испытываем сандалии для хождения по леднику и оставляем следы снежного человека в цветочной долине.

Глава 8. Вода, разделяющая мировые религии,
в которой мы выезжаем из Тибета, разгрызаем мягкие булочки, а на нашу единственную ручку для записей появляется огромное количество претендентов.

Глава 9. Неспокойный Каргил,
в которой мы попадаем в область международного конфликта, ищем подходящий караван-сарай и знакомимся с чеширским тандыром.

Глава 10. Пыль военных дорог,
в которой мы не пересекаем границу с Пакистаном, но заглядываем туда, в которой нам приходится побывать в музее боевой славы, в которой мы встречаем истинных ариев и выясняем, сколько абрикосов в состоянии съесть человек.

Глава 11. Наперегонки со строителями, или Снова по закрытой дороге из Леха в Падум,
в которой мы заполняем белое пятно в атласе, дорога обваливается в пропасть, и мы разоблачаем тибетскую антигравитацию.